Огнем и мечом. Часть 1 - Страница 87

Между тем снова минули день и ночь, а поскольку погоня в сторону Василевки заняла целых два дня, Заглоба выиграл уйму времени. Что же в таком случае было делать?

Загвоздку эту советом и делом помог разрешить есаул, старый степной волк, с молодых лет привыкший преследовать в Диком Поле татар.

— Батьку! — сказал он. — Они убегли на Чигирин, и умно убегли, потому как выиграли время, но, когда про Хмеля и желтоводское дело от Плесневского узнали, направление переменили. Ты, батьку, сам видел, что они с большака съехали и в сторону ушли.

— В степь?

— В степи я бы их, батьку, нашел, но они пошли к Днепру, чтобы к гетманам пробраться, а значит, побегли или на Черкассы, или на Золотоношу и Прохоровку… А ежели к Переяславу пошли, хотя не думаю, то и тут мы их достигнем. Нам, батьку, надо бы одному в Черкассы, другому на Золотоношу, на чумацкую дорогу, — и быстро, потому как ежели они через Днепр переправятся, то поспеют или к гетманам, или их татары Хмельницкого поймают.

— Поезжай же на Золотоношу, а я на Черкассы двинусь.

— Добре, батьку.

— Да гляди в оба, он лис хитрый.

— Так и я хитрый, батьку.

Обдумав таким образом план погони, они тотчас же разъехались — один к Черкассам, второй — вверх, к Золотоноше. Вечером того же дня старый есаул Антон приехал в Демьяновку.

Деревня была пуста, остались одни бабы; мужики подались за Днепр к Хмельницкому. Завидя вооруженных людей и не зная, кто они такие, бабы попрятались по хатам и овинам. Антон обыскался, прежде чем обнаружил старушонку, ничего, хоть бы и татар, уже не боявшуюся.

— А где мужики, мать? — спросил Антон.

— Почем я знаю! — ответила старуха, показав желтые зубы.

— Мы казаки, мать, не бойтесь, мы не от ляхiв.

— Ляхiв?.. Щоб …х лихо!

— Нам-то вы добра желаете?.. Правда?

— Вам? — старуха на миг задумалась. — А вас щоби болячка!

Антон было растерялся, но вдруг дверь одной хаты скрипнула и красивая молодица вышла во двор.

— Эй, молодцы, слыхала я, що ви не ляхи.

— Точно.

— А вы от Хмеля?

— Точно.

— Не од ляхiв?

— Нi.

— А зачем вы про мужиков пытали?

— Да вот пытали, пошли ли они уже.

— Пошли, пошли.

— Слава богу! А скажи-ка, молодица, не пробегал тут шляхтич один, лях проклятый, с дочкою?

— Шляхтич? Лях? Я не бачила.

— И никого тут пришлых не было?

— Був дiд. Он мужиков и подговорил, чтобы к Хмелю на Золотоношу шли, потому, говорил, что сюда князь Ярема идет.

— Куда?

— А тутки. А потом до Золотоноши пойдет, вот что говорил дiд.

— Дiд, значит, мужиков бунтовать подбил?

— А дiд.

— А он один был?

— Нет. С немым.

— А какой он с виду?

— Кто?

— Дiд.

— Ой, старый, старенький, на лире играл и на панiв жалился. Да только я его не видала.

— И он мужиков бунтовать подбивал? — снова спросил Антон.

— А подбивал.

— Гм! Оставайся с богом, молодица.

— Езжайте с богом.

Антон призадумался. Будь этот дед переодетым Заглобою, зачем бы он, чертов сын, мужиков к Хмельницкому уйти склонял? Откуда бы одежду взял? Куда бы подевал коней? Ведь убегал же он верхом. Но самое главное, зачем ему все-таки было мужиков подбивать и остерегать их перед княжеским приходом? Шляхтич остерегать бы не стал, а первым делом сам бы под защиту князя укрылся. Если же князь идет на Золотоношу, что вполне возможно, то за Василевку рассчитается непременно. Тут Антон вздрогнул, ибо новая жердина в воротах показалась ему очень похожей на кол.

«Нет! Дед этот был обыкновенным дедом, и только. И незачем скакать на Золотоношу, разве что удирать в ту сторону».

Но если даже удерешь, что делать дальше? Ждать? Может подойти князь. Идти на Прохоровку и за Днепр переправиться? Напорешься на гетманов.

Бывалому степному волку стало несколько тесновато в широкой степи. Понял он, волк этот, что в лице пана Заглобы нарвался на лисицу.

Внезапно он хлопнул себя по лбу.

А зачем этот дед повел мужиков на Золотоношу, за которою была Прохоровка, а за нею, за Днепром, гетманы и весь коронный стан?

Антон решил, как бы оно ни обернулось, но в Прохоровку ехать.

Если, добравшись до берега, он узнает, что на другом берегу гетманские войска, он переправляться не станет, а спустится вниз по реке и у Черкасс соединится с Богуном. По пути заодно разузнает новости о Хмельницком. Антону из показаний Плесневского уже было известно, что Хмельницкий занял Чигирин, что послал Кривоноса на гетманов, а сам с Тугай-беем незамедлительно должен был выступить вслед. Так что Антон, солдат опытный и хорошо представлявший взаимное местонахождение противников, не сомневался, что битва уже состоялась. А значит, необходимо было решить, чего держаться. Если Хмельницкий побит, тогда гетманские войска растеклись в погоне по всему Приднепровью и Заглобу искать бессмысленно. Но если Хмельницкий победил?.. По правде сказать, Антон не очень верил в это. Легче побить гетманского сына, чем самого гетмана; легче передовые отряды, чем всю армию.

«Эх, — размышлял старый казак, — наш атаман правильнее бы поступил, ежели б о собственной шкуре, не о дивчине, думал. Недалеко от Чигирина можно было бы переправиться через Днепр, а оттуда, пока время есть, прорваться на Сечь. Здесь же, между князем Яремой и гетманами, тяжеленько ему теперь придется».

Размышляя этак, он вместе со своим отрядом шел в направлении Сулы, через которую, если хотел достичь Прохоровки, должен был переправиться сразу за Демьяновкой. Доехали до Могильной, расположенной у самой реки. Тут судьба улыбнулась Антону, ибо, хотя Могильная, так же как и Демьяновка, была пуста, он обнаружил там готовые паромы и перевозчиков, переправлявших крестьян, бегущих на Днепр. Само Заднепровье, находясь под княжеской рукой, восстать не смело, но изо всех деревень, поселений и слобод мужичье убегало, чтобы примкнуть к Хмельницкому и вступить под его знамена. Весть о победе Запорожья у Желтых Вод птицей пронеслась по всему Заднепровью. Дикое население не могло усидеть на месте, хотя само никаким почти утеснениям не подвергалось, ибо, как уже было сказано, князь, безжалостный ко всякому смутьянству, был для спокойных насельников настоящий отец; комиссары же его вверенных им людей обижать не решались. Однако люди эти, недавно из бродяг землепашцами сделавшиеся, тяготились законами, строгостью управления и порядком, а посему сбегали туда, где замерцала надежда на дикую вольницу. Из многих деревень к Хмельницкому убежали даже бабы. Из Чабановки и Высокого, спаливши, чтобы некуда было возвращаться, хаты, ушло все население. В тех же деревеньках, где еще оставался кто-то, вооружали силком.